Глава 20

— Безусловно, — задумчиво произнес доктор Фелл, — теперь вы понимаете, кто был истинным виновником, не так ли?

Ни я, ни Тэсс не помним, в какой именно день мы узнали правду.

Это была первая неделя сентября 1939 года. Мы с Тэсс были женаты более двух лет. Я уже давным-давно закончил свое очередное повествование и спрятал его в ящик письменного стола как образец вечно незавершенного дела.

Великан-доктор зашел как-то к нам на чай. Он частенько навещал нас, поскольку жил неподалеку. Мы сидели в саду нашего имения в Хемпстеде — небольшого, но очень любимого нами. Стоял великолепный, ясный вечер. Из сада можно было увидеть висевший в небе серебристый аэростат заграждения. Больше не было ничего такого, что позволило бы мне напомнить вам, что где-то мир охвачен военной тревогой.

Раскинувшись в плетеном кресле с вечерней газетой в кармане, доктор попыхивал своей черной трубкой. И тут он сделал намек, ясный, как небо над нами.

— Поверьте, — сказал он, глубоко и шумно вздохнув, — у меня были веские причины как можно меньше сообщать об этом деле, да и в любом случае вопрос был риторическим. Вы не знаете, кто устроил эту смертельную ловушку; не знаете, кто украл пистолет из комнаты Гвинет Логан и повесил его на каминную стенку в кабинете; не понимаете, кто хотел убить Бентли Логана больше, чем кто-либо другой на этом свете.

— Так кто же? — нетерпеливо перебила его Тэсс.

— На самом деле это был ваш друг Энди Хантер.

От неожиданности Тэсс уронила газету с кроссвордом и карандаш, а я — спичку, от которой прикуривал сигарету. Никто из нас не мог произнести ни слова, и доктор продолжал:

— Понимаете, мои юные друзья, я ни на секунду не допускал мысли, что выключатель, подключенный к электромагниту, мог находиться в самом кабинете — ни под подоконником, ни где-нибудь еще. Для Герберта Харрингтона Лонгвуда это было бы слишком просто.

То, о чем, похоже, забыл Эллиот — да я и сам в этом постарался — был тот факт, что последний из Лонгвудов, перестраивая дом, не ограничился кабинетом, холлом и столовой. Отнюдь! Он старательно пристроил дополнительное крыло — лишнюю комнату, которая как бы нарушала общую линию дома: он добавил бильярдную с восточной стороны. Любопытно, что из бильярдной прекрасно просматривалось расположенное напротив окно кабинета. — Он взглянул на меня: — Но еще более любопытно то, что вы и Энди стояли в бильярдной и глядели в окно именно в тот момент, когда был убит Логан. И самое интересное, что вы оба ясно видели Логана: он взял в руки пишущую машинку, и его лоб оказался на одном уровне с дулом револьвера.

Очевидно, что человек, стрелявший в Логана, должен был его видеть. Более того, наиболее вероятно убийцей Логана мог быть охваченный страстью мечтательный молодой идеалист, четыре месяца безрассудно и безнадежно влюбленный в Гвинет Логан…

Тут я его прервал:

— Погодите, доктор! Погодите! Вы хотите сказать, что Гвинет и Энди знали друг друга до этого уик-энда?

— Именно так. Это же определенно явствует и из вашей собственной рукописи, хотя вы сами, похоже, не понимаете, что пишете. Возможно, вы припоминаете, как буквально через пять минут после их, как всем казалось, первой встречи Энди Хантер предложил миссис Логан шерри с горькой настойкой, даже не спросив, что она будет пить?

Мы с Тэсс переглянулись.

— Вы тщательно записали, как он спрашивал каждого, что тот хотел бы выпить, а миссис Логан автоматически, не говоря ни слова, протянул шерри с настойкой. Теперь ясно, что оба они были немного смущены.

Довольно любопытно, что вскоре произошло то же самое, но уже при других обстоятельствах. Это было в субботу за чаем. Я заметил, как, спросив каждого из нас, сколько кусочков сахара положить в чашку, она, не спрашивая, положила три кусочка (заметьте, три) в его чашку, потому что знала это — в конце концов, они довольно часто встречались в ресторане музея Виктории и Альберта.

— Но Кларк… — начала Тэсс, но, засомневавшись, тряхнула головой, словно желая прояснить ее, и замолчала.

— О первом из этих случаев, — продолжал доктор Фелл, — я услышал от Сони, служанки, — если помните, я упомянул об этом в разговоре с миссис Логан в пабе в Саутэнде. Соня — очень наблюдательная девушка. А что касается второго случая, то вы довольно точно обратили на это внимание в своем рассказе, указав, что в тот субботний день мы впервые пили чай в этом доме, то есть у нее не было возможности узнать его привычки.

И все же это лишь видимые случаи. А если вспомнить слова, поступки и даже саму атмосферу между этими двоими, элемент любви — сильной и горячей (по крайней мере, с его стороны) — станет очевидным. Помните его речь, совершенно не в его характере, где он обвинял вас в пренебрежении к «духовному»? Это — отголосок всепоглощающей любви к Гвинет Логан. Кстати, заметьте, в волнении она однажды швырнула в него стаканом — вольность, которую никогда не позволяла по отношению к кому-то другому. А помните, когда его ранило упавшей люстрой? Гвинет Логан отправилась в больницу, чтобы быть с ним рядом. Но может, мне рассказать всю историю? — спросил доктор Фелл.

— Может быть, и да, — загробным голосом произнесла Тэсс.

Доктору Феллу трудно было казаться недоброжелательным, но он попытался это сделать.

— Кларк, несомненно, злой гений, — начал доктор. — Он вернулся в Англию с заранее обдуманным намерением убить Логана. Он знал все о доме со скрытой смертельной ловушкой, хотя надо заметить, что первоначально Герберт Лонгвуд не замышлял ее как смертельную. (Как понимаете, смысл был в том, чтобы пугать гостей: револьвер должен был подпрыгнуть и выстрелить со стены холостым патроном, и если не перемещать пишущую машинку или стол вместе с ней, то никому бы не угрожала опасность.) Кларк хотел убить Логана, но он, несомненно, не стал бы убивать его сам. Он ведь говорит, что никогда не рискует.

В это время Энди Хантер и Гвинет Логан уже встречались…

— Минуточку, — перебил его я. — Мы не сомневаемся в ваших словах, но откуда вы знаете?

Доктор Фелл потер нос и извиняющим тоном объяснил:

— От самого юного мистера Хантера, когда к нему вернулись жизнь и разум после ужасного случая с люстрой. Несколько месяцев — помните? — из-за болезни его умственные способности были ограниченны. К счастью, это помогло «вылечить» его от увлечения Гвинет Логан, но тогда он просто обезумел, и это привело к преступлению.

Их отношения были отнюдь не платоническими, как вы могли бы подумать, хотя она изо всех сил пыталась придать им «духовности» и тем самым довела юношу до еще худшего состояния. Разве вы не замечали — это же было написано у него на лбу! А вы не обратили внимания на его поведение в день, когда он узнал, что она (нужно ли об этом говорить?) проявила благосклонность к своему мужу в пятницу ночью?

— Да, — сказала Тэсс, — но я думала… Да ладно, не важно. Продолжайте.

— Я не хочу сказать ничего плохого о репутации привлекательной Гвинет Логан, — продолжал доктор. — Она и сейчас известна на Ривьере как приятная и веселая вдова, но если присмотреться, то станет ясно, что эта женщина жить не может без того, чтобы не преувеличивать и не драматизировать. Маленькая интрижка с Энди Хантером была спасительным клапаном для выплеска ее эмоций. Ей удалось полностью убедить его, что Логан — жестокий садист и жизнь вместе с ним не смогла бы выдержать ни одна женщина. (Кстати, позже Хантер дважды неосторожно проговорился об этом в разговоре с вами.) Ее притворство было просто поразительным. Он рассказывал, что об убийстве они тоже говорили. Он поклялся освободить ее от Логана, она же никогда ничего подобного не хотела. Логан был здоровым человеком, который прекрасно мог ее обеспечивать. И снова это были мечты, волнующие мечты. Но если она не собиралась этого делать, то Энди Хантер, черт побери, решил!

И именно в этот момент появляется Кларк.

Энтузиаст хождения по музеям, он однажды, а потом и дважды, и трижды посещает музей Виктории и Альберта и всякий раз замечает там влюбленную парочку, причем дама (Гвинет) ему знакома. Он наблюдает за ними, узнает о гневных клятвах. И тут его как озарило!